PoliticMain

Когда речь идет о промышленных предприятиях, этот фактор, как ни парадоксально, усиливается (хотя он должен был бы нейтрализоваться в процессе перехода промышленных рабочих к городской жизни). Это связано с историческими условиями индустриализации в советской России, которая в очень высоком темпе проходила с конца 20-х годов.

Как и в Японии, индустриализация в СССР проводилась не через возникновение свободного рынка рабочей силы, а в рамках государственной программы. В Англии крестьяне в ходе «огораживаний» были превращены в пролетариев, которые вышли на рынок рабочей силы как свободные индивидуумы. В СССР после революции 1917 г. в селе была возрождена община (мир), лишь частично подорванная в 1906-1914 гг. реформами Столыпина. Необходимые для индустриализации (и избыточные для села) трудовые ресурсы были получены посредством программы «коллективизации» – насильственного создания сельских кооперативов (колхоз) и государственных ферм (совхоз), которые государство снабжало машинами и другими средствами интенсивного сельскохозяйственного производства.

Вытесненные при этом из села крестьяне не «атомизировались» и не стали пролетариями. Они организованно были направлены на учебу и на стройки промышленности, после чего стали рабочими, техниками и инженерами. Жили они в общежитиях, бараках и коммунальных квартирах, а потом – в рабочих кварталах, построенных предприятиями. Это был процесс переноса общины из села на промышленное предприятие. Получилось так, что основные черты общинного уклада на предприятии проявились даже больше, чем в оставшемся в селе колхозе.

Поэтому промышленное предприятие СССР не только не стало фирмой, организованной на принципах хрематистики – оно даже не стало чисто производственным образованием. Оно было, как и община в деревне, центром жизнеустройства . Поэтому создание на самом предприятии и вокруг него обширной системы социальных служб стало вполне естественным процессом, не противоречащим культурному генотипу предприятия, а вытекающим из него.

В последние годы опубликовано несколько исследовательских работ о роли предприятий в системе социальной защиты в России в переходный период. Выводы экспертов из OECD и экспертов правительства России, сделанные в понятиях рыночной экономики (экономического либерализма), поражают полным отказом от учета культурных особенностей изучаемой системы – промышленного предприятия в России в конце ХХ века. В наиболее четкой форме выразил отношение большинства западных экспертов к наличию на советских предприятиях обширных социальных служб Р.Роуз (Richard Rose), один из руководителей обширного исследовательского проекта «Новый Российский Барометр»: «это – следствие патологии нерыночной системы». Назвать что-то непохожее на Запад «патологией» – просто ругательство, объяснительной силой подобные формулировки не обладают.

Другой эксперт, из ОЭСР, (J. Le Cacheux) подходит к проблеме с точки зрения баланса выгод и дефектов от содержания социальной инфраструктуры на предприятиях. Он пишет: «Строго говоря, с микроэкономической точки зрения очевидно, что вовлечение предприятия, производящего товары и услуги для рынка, в производство и предоставление социальных благ для своих рабочих, противоречит принципам специализации и разделения труда. Хотя такая практика может давать некоторую экономию на административных расходах и других трансакционных издержках, она скорее всего ведет к производственной неэффективности и повышению себестоимости, если сравнивать с производством этих социальных благ специализированными государственными или частными фирмами».