О СТАЛИНЕ, ВЕРОЯТНО, В ПОСЛЕДНИЙ РАЗЛицо тоталитаризма / О СТАЛИНЕ, ВЕРОЯТНО, В ПОСЛЕДНИЙ РАЗСтраница 6
Все внутрипартийные противники Сталина – одни в большей, другие в меньшей степени – действовали в нереальном мире. Троцкий был одержим идеей революции – ни больше ни меньше, как мировой. Бухарин – экономикой, естественно, как базой всего, что существует в мире. Они тосковали по минувшему "товариществу" и проектировали "идеальное" будущее. Сталин же, следуя за Лениным, постепенно понял, что, не изменив значения и роли партии, невозможно будет сохранить новый строй. Во время революции в сплаве партия – власть перевес был на стороне партии. Перемена состояла в том, что – в согласии с ленинским сведением государства к принуждению, к органам насилия – теперь перевес получала власть: тайная полиция и ее подразделения.
Конечно, все это происходило постепенно, при видимости сохранения "ведущей роли партии", то есть идеологических и формальных предрассудков. Если при этом не упускать из виду, что власть, как таковая, несет с собою привилегии и "место в истории", то будет ясно, почему уже с первого дня прихода партии к власти в ней тоже возникло течение властодержцев: это не Сталин изобрел тоталитарную партийную бюрократию, это она нашла в нем своего вождя.
Именно потому, что он понял реальность данного момента и перспективы на будущее, Сталин мог захватывать врасплох и обыгрывать своих противников. Их привязанность к партии превратилась для них со временем в слабость, а для него – в главное средство: полное "разоружение перед партией" надо было подтверждать признанием в самых гнусных преступлениях – предательствах, саботаже, убийствах. Сегодня известно, что после войны советские инструкторы для процессов над Сланским в Чехословакии, над Райком в Венгрии, а вероятно, и для других поделились со своими младшими восточноевропейскими собратьями и этим "идеологическим опытом". Конечно, все это невозможно было осуществить без застенков и палачей, как и в средние века во время процессов над еретиками и ведьмами, – новы лишь мотивировки и средства.
Сталин партию не уничтожил, он ее преобразил, "очистил" и превратил в орудие реальных возможностей. Как Великий инквизитор в "Братьях Карамазовых", он понял, что должен убить Христа – партийное товарищество и общество равных, чтобы спасти институцию – советский строй и коммунистические организации. За ним послушно последовала не только политическая бюрократия, но и большинство коммунистов мира, так как обстоятельства принудили их связать свое существование с советским государством, отождествить себя с ним… Чем иначе можно объяснить, что такие тонкие умы, как Тольятти, или героические личности, как Димитров, "не замечали" сталинскую неуклюжую ложь и склонялись перед его чудовищным террором?
С "победами" не только возрастал авторитет Сталина, но и он сам им упивался: власть, идея и Сталин отождествлялись, превращались в одно целое… Как будто абсолютный дух Гегеля, воплощаясь в мире, нашел наконец два облика самого себя – мистически-материалистический в Сталине и интуитивно-мистический в Гитлере.
Сталин первым изложил теорию "ленинизма" в целом – через три месяца после смерти Ленина (в лекциях "Об основах ленинизма" в апреле 1924 года). Это была примитивизация, но и одновременное установление догмы – подобно тому, как "Анти-Дюринг" Энгельса по отношению к произведениям Маркса был догматической систематизацией. Сталин, конечно, сделал это не случайно и без опрометчивости. Сам он уже давно понял сущность ленинизма и превратил его в свое знамя. Его взгляды и действия брали верх и в Советском Союзе, и в коммунистических движениях. Множество успехов и побед – реальность, как ее видят политики, – было для него "подтверждением" решительного преимущества "наших", то есть его, идейных установок.
Думаю, что по этим же причинам учение Маркса теряло вес в его глазах, хотя он оставался верен его сути, то есть материализму как основе "научного" взгляда на мир и на построение идеального, коммунистического общества. Внезапные и жестокие припадки гнева не лишали его способности внимательно и осмысленно в продолжение месяцев или даже лет изучать определенный вопрос или противника. Так он подходил и к идеям: ущербность Маркса и Энгельса он ощутил, вероятно, уже тогда, когда формулировал "ленинизм", – сразу после смерти Ленина. Но переломным моментом, вероятно, оказалась война против нацистской Германии: Сталина должно было до основания потрясти нашествие нации, из которой произошли Маркс и Энгельс, на единственную в мире страну, где восторжествовали их идеи.
Смотрите также
«СИЛЫ СОЗИДАНИЯ» НАРОДОВ
Сравнивая две главных концепции возникновения этнических общностей (примордиализм
и конструктивизм), мы вскользь говорили, под влиянием каких условий и при участии
каких социальных сил и обществен ...
Заключение ЧТО ДЕЛАТЬ?
Продолжая движение по пути, заданному реформами Горбачева и Ельцина, Россия погрузилась
в кризис столь глубоко, что речь уже может идти лишь о революционном разрыве сложившихся
порочных кругов.
П ...
«НЕФТЯНОЕ ПРОКЛЯТИЕ»
В 1985–1986 гг. мировые цены на нефть упали в несколько раз. И все-таки СССР
рухнул не из-за игры на понижение на нефтяном рынке.
Хорошо сказал об этом Булат Окуджава на своем последнем концерте в ...