Кризис индустриальной фазы развития
Страница 3

Интересно, что риторика всех перечисленных движений (а они образуют базис социального спектра современной западной Европы) построена на концепции отказа, она не подразумевает привнесения никаких новых сущностей. Иными словами, вместо активного «живого времени», определяемого как мера инновационных процессов в системе используется «мертвое время», вычисляемое через повторяющие события: время, для которого нет и не может быть ничего нового.

Таким образом, одним из проявлений глобализации является нарастание интенсивности противоречия между «живым» и «мертвым» временем индустриальных социосистем. Невозможность синхронизировать времена приводит к тому, что эти системы «теряют настоящее»: в них сосуществуют и взаимодействуют структуры, относящиеся и к абсолютному прошлому, и к абсолютному будущему. Интенсивность взаимодействия тем выше, чем дальше разнесены времена, то есть чем больше энергии «отсроченного будущего» запасено в системе.

Для индустриальной фазы характерна крайняя неравномерность развития, обусловленная наличием цепочек положительных обратных связей в локальных экономиках. Эта неравномерность привела к стратификации мира, который раскололся на великие державы, развитые государства европейского типа и колонии. Деление проходит через всю историю индустриальной фазы, хотя конкретные формы, разумеется, менялись. Вопреки распространенному мнению, «вертикальная мобильность» индустриальной фазы мала: социосис-тема, попавшая в привилегированную группу, остается в ней до конца времен. Хотя всякий индустриальный бум с неизбежностью сменяется кризисом и часто сопровождается переходом гегемонии к другой локальной экономике, накопленные за время процветания богатства позволяют прежнему лидеру оставаться в игре. Теоретически при особо благоприятных обстоятельствах колониальная или полуколониальная страна может «подняться наверх» и обрести статус «державы европейского класса», но за всю эпоху это удалось только Японии, которая заплатила за свой успех очень дорого.

Итогом индустриальной эпохи оказалось разделение Ойкумены на «черный» и «золотой» миллиарды, причем последний, составляя около одной пятой населения Земли, потребляет свыше 2/3 ресурсов всех видов. Понятно, что такое распределение воспринимается большинством населения планеты как крайне несправедливое: во всяком случае, поддерживать его можно лишь неоспоримым превосходством в силах. Формально развитые страны это превосходство сохраняют (в некоторых отношениях оно даже возросло: так, американский флот отвечает сегодня «мультидержавному стандарту» — он сильнее всех остальных флотов мира, вместе взятых), но военная мощь Запада обесценивается низкой пассионарностью «привилегированного населения». Кроме того, доминация «золотого миллиарда» подрывается вторичными эффектами глобализации.

Речь идет о резком увеличении связности мира и его перемешанности. Современные глобализированные социосистемы носят фрактальный характер: они настолько проникают друг в друга, что между двумя произвольными элементами одной из них обязательно находится элемент другой. В таких условиях использование стратегических вооружений затруднено. А поскольку глобализация привела к существенному уменьшению информационного и транспортного сопротивления мира, тактические возможности сторон быстро выравниваются. Лишь инертность военного мышления «третьего мира» поддерживает сейчас иллюзию абсолютного превосходства Запада. Заметим в этой связи, что первое же применение «черным миллиардом» (или силами, стоящими за ним) более или менее адекватной тактики привело к огромным человеческим жертвам, вызвало в странах Запада психологический шок и спровоцировало удивительно неэффективные попытки ответа.

Показательно стремление США — и шире всех представителей Евроатлантической цивилизационной общности — связать события 11 сентября 2001 года с исламским фундаментализмом и конкретно организацией Усамы Бен Ладена. Противоречия между мирами-экономиками усугубляются расовыми, национальными, религиозными мотивами, но в данном случае оно, скорее всего, ни при чем. Чтобы это понять, достаточно привести график зависимости от времени эффективности террористических актов со стороны мусульманских организаций.

Карта 11. Рынки и валютные зоны

Карта 11. Рынки и валютные зоны

Будем понимать под эффективностью террора среднее число погибших граждан в расчете на одного погибшего или необратимо выведенного из строя боевика. Статистика показывает, что этот показатель для исламского террора достаточно устойчиво держится около единицы (от 0,75 до 1,5 в наиболее удачные для мусульманских фундаменталистов годы), причем переход к использованию смертников практически не повлиял на результаты. Значительно выше показатели у европейских «Красных бригад» (4—5) и у японских камикадзе, хотя перед последними стояла неизмеримо более сложная задача воздействия на вооруженного противника, находящегося в полной боевой готовности.

Страницы: 1 2 3 4

Смотрите также

Введение
Эта книга — о переменах, которые произошли с российским обществом за последние 20 лет, об элите, которая эти перемены совершила и которая изменилась сама. Кто они — нынешние правители России: стар ...

«Большая стратегия» как продолжение геополитики иными средствами
Эта длинная глава является завершающей иллюстрацией к краткому курсу игры на мировой шахматной доске. Военную стратегию можно рассматривать как предельное упрощение геополитического дискурса: вмес ...

РОССИЙСКАЯ БИЗНЕС-ЭЛИТА
В России собственность практически никогда не была отделена от государства. Собственники были слабо защищены как юридически, так и фактически. Экспроприации были столь часты, что класс собственник ...